[indent] Эшли закашлялась. Ей казалось, будто бы холодный пояс с металлическими шипами, который носила ее сестра в своей неформальной юности, протащили через ее пищевод, бронхи, не забыв хорошенько расцарапать легкие и вонзиться в израненное горло. Это было не похоже на то чувство, когда блюешь после вечеринки или слишком плотного обеда, но где-то на уровне горла ощущения были столь же... неприятные. Она кашляла, сама не понимая, в чем так провинилась, и резко села, где бы она ни была и чем бы это ни угрожало. Сквозь веки пробивался оранжевый свет, и Эшли открыла глаза.
[indent] Нет, произошедшее ей не приснилось. Все это было наяву, точно так же, как она только что видела. Вот она сидит возле моста на одном из берегов Готэм-ривер, промокшая до нитки. Вот рядом пыхтит Дэвид, который еще секунду назад нависал на ней, присасываясь к ее рту. Вот проломленный барьер моста, которой не выдержал напора загнанной в угол машины Беннета. Той самой, что сейчас покоилась на дне этой самой Готэм-ривер.
[indent] - Если ты так хотел меня поцеловать, не обязательно было устраивать для этого такое приключение, - с усмешкой заметила Эшли, благодарно похлопала репортера по плечу. В ее обычной привычке было бы накинуться на него с объятиями и расцеловать в обе щеки, бесконечно верещая и визжа от восторга, он ведь спас ее жизнь. Однако что-то вдруг сковало все внутри нее и ей стало ужасно неловко, ведь ему такой жест может не понравиться и он, чего доброго, оттолкнет ее. Поэтому девушка предпочла использовать иронию и нацепить на лицо маску близкую к равнодушию, будто ее как минимум раз в неделю спасают от неминуемой смерти.
[indent] Чтобы сгладить возникшую внутри нее неловкость, Моррис вглядывается в пятна света от мостовых фонарей, стараясь рассмотреть в них движущиеся фигуры. Мало ли, их преследователям захотелось удостовериться в том, что шпионы действительно ликвидированы и им ни о чем не придется беспокоиться. Девушка невольно вздрогнула - от холода ли, или от закравшегося предчувствия - что если они успели разглядеть их лица и теперь начнут за ними охоту? Что если Дэвид Беннет получит свою колонку колумниста с дерзкой фотографией в самом верху, и мэр узнает в его чертах нечто знакомое? Что если... - от этой мысли по телу Эшли пробежали мурашки, усилившиеся чувством сильнейшего озноба холодной готэмской осени - если мэр разглядел ее? Он ведь доверился ей, он ведь точно знает, кто она и где ее искать. Тогда влетит и ее дяде, и ее отцу, и ей самой. Во что она вляпалась? Какого дьявола ее понесло в Эйс-Кэмикалс этим вечером? Это все Беннет с его бургером. Мог бы взять штатную камеру и сделать пару снимков сам, не сломался бы. И операция бы прошла тише, и он сам бы расплачивался за ее возможные плачевные последствия. А теперь ей можно смело попрощаться не только с работой, но и головой. Это определенно он виноват во всем случившемся.
[indent] Почти надувшись от обиды на парня, перед которым еще минуту назад она была готова рассыпаться в благодарностях, Моррис сердито обернулась в его сторону и сжала губы. Беннета трясло от озноба, с его волос и одежды капала вода, а сам он с трудом и хрипом тяжело дышал. Девушка уже хотела потянуться к нему и приобнять, чтобы они согрелись хотя бы обоюдным теплом их тел, однако поднятая и протянутая рука заставила Эшли вновь едва слышно застонать.
[indent] - Моя камера... - не обнаружив на запястье фотоаппарата, благодаря которому она едва не пошла на дно, рыжеволосая тяжело вздохнула и опустила плечи. Даже если бы каким-то невероятным чудом ей бы и удалось просушить пленку и достать оттуда необходимые кадры, думать об этом все равно было уже поздно, поскольку единственные свидетельства увиденного этой ночью забрало с собой течение Готэм-ривер. И ведь теперь она даже сама себе не могла доказать, что видела что-то из ряда вон выходящее. Она даже самой себе не могла дать возможности поверить в то, что так упорно втолковывал всем Дэвид. По-хорошему, у нее будет шанс очиститься перед мэром, если она сдаст все события этого вечера ему, исключив из них собственную кандидатуру... с другой стороны, так ли уж действительно хорош мэр, если он имеет дела с такими сомнительными личностями в таком неподобающем месте? Чувствуя, как перестают ее слушаться конечности и челюсти, не попадая зубом на зуб, Моррис заправила волосы за уши и снова повернулась к коллеге.
[indent] - Так, ладно, давай теперь по порядку. Что за херню мы там видели сегодня? Тебе удалось что-нибудь узнать?

***

[indent] Время словно остановилось на мгновение, давая ей прийти в себя и собраться с мыслями. Едва весь зал осветился бликом ее не-вовремя-сработавшей-вспышки, пришлось сориентироваться максимально быстро. Сразу пригнуться, спрятать лицо, позвать Дэвида. Отойти в тень и начать уходить сначала медленно, но потом рвануть от страха и едва не споткнуться о собственный развязавшийся шнурок на испорченных кедах. Она бежала так быстро, что опасливо заскрипели леса под ее ногами, что архитектура склада превратилась сплошь в цветовые пятна, что звуки слились в один бесконечный смешанный поток. В груди и левом боку уже предательски закололо, когда она выбежала на улицу и растерянно огляделась. Идти от спрятанной в темноте машины к освещенному зданию завода было легко, тогда как искать в темноте спрятанную машину оказалось почти невозможно. Не жалея обуви, она зашлепала по лужам и грязи, стараясь отыскать прореху в заборе и замерла лишь на той стороне, пригнувшись и давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Буквально нащупав ими автомобиль, Эшли метнулась к нему, как к спасательному кругу, подергала за ручку и к собственному удивлению обнаружила машину не запертой. Забравшись туда и с остервенением шлепая по заглушкам на двери, Моррис вжалась в сидение и сползла под него, стараясь спрятаться под приборной панелью до прихода Дэвида. Если он будет. Перед глазами фотографа до сих пор стояла ужасная сцена, как Беннет и мэр смотрели друг на друга прямо и отчетливо, как очевидная угроза проскользила в жесте последнего, и как рванула с места охрана главы города, размахивая пистолетами наперевес. Если репортер Готэм Газетт уцелеет и прибежит к машине раньше остальных, его можно будет окрестить самым везучим человеком в Готэме, не иначе.
[indent] В дверь со стороны водителя кто-то заскребся, и Моррис почувствовала, как сердце бешено забилось у нее едва ли не в самом горле. Она вжалась в кресло еще больше, пока не услышала за шумом погони вполне очевидную ругать Беннета. Обрадовавшись ему как никогда в своей жизни, она помогла мужчине открыть дверь и проникнуть внутрь автомобиля. Больше от нее ничего не зависело. Покопавшись еще с полминуты, журналист рванул с места, увиливая от града пуль, мгновенно посыпавшегося на них. Испугавшись еще больше, Эшли уже хотела продолжить попытки сползания на пол, но места попросту не оставалось, а тон Дэвида нагнал на нее страха не меньше, чем вполне очевидное преследование. На хвост им сели сразу два автомобиля и Моррис, продолжая трястись от ужаса, крепко вцепилась в камеру и пальцы ее белели от напряжения с каждой секундой.
[indent] - Я... я... я, прости меня, Дэвид! Она сработала случайно, я этого не планировала! Так не должно было случиться, сбой настроек, понимаешь, было слишком темно... я еще не привыкла к этому аппарату, он слишком современный, понимаешь... - она тараторила без умолку, стараясь объясниться, оправдаться, заглушить своим голосом скрип шин, гулким эхом раздававшийся повсюду в ночной тиши, - я не хотела, правда. Прости меня, прости-прости! Если это поможет, я сделала хорошие снимки, они подойдут под любой материал, который ты накопал...
[indent] Чтобы доказать свои слова, Эшли подняла камеру чуть повыше, повертев ей перед носом у водителя и поцеловала ее, обняв и прижав к сердцу, точно дитя. Пока девушка рассыпалась в извинениях, они уже покинули территорию завода и мчали по пустынной дороге к Готэму. Оставалось лишь преодолеть мост и они будут под охраной города. Не то, чтобы там кому-то было дело до них, но в этом проклятом месте ночью начиналось все самое интересное. Активное движение им было обеспечено, и они легко укроются от преследователей, пока те будут стоять в очередной пробке. Она видела в кино, как это работает. Это всегда работает. Наверняка какой-нибудь грузовик, который преградит им дорогу и отделит машину Беннета от людей мэра уже выехал и готовится стать их спасителем.
[indent] - Давай, старушка, ты можешь быстрее! - бодрым тоном сказала Моррис, шлепнув по панели над бардачком и, наконец, выпрямилась в кресле. Форд значительно проигрывал навороченным тачкам головорезов главы города и им нужно было начинать молиться, чтобы ее оптимистичный тон оправдался. Она озвучила Беннету свои мысли насчет того, почему им нужно как можно скорее оказаться в городе как раз за минуту до того, как свет фар преследующей их машины показался не в заднем, а ее окне.
[indent] - Господи! Они столкнут нас, Дэвид, столкнут с моста! - зашептала в ужасе Эшли, снова уползая вниз и мотая головой. К тому моменту, как бравые журналисты Готэм Газетт въехали на мост, одна из машин уже практически поравнялась с ними и вознамерилась идти на откровенный таран.

   В ушах до сих пор перемежался шуршащий звук, с которым обычно чьи-то руки небрежно и монотонно сминают бумагу, будто бы окружающее пространство представляло собой удушливую каморку какого-нибудь изнуренного офисной работой клерка. Пожалуй, этот звук мало чем выделялся из того сонма, что ежедневно порождал Готэм и вдалбливал в уши даже глухонемым инвалидам, стонущим под прессом счетов и смешных до колик в голодном желудке льгот. Даже до этих бедолаг не снизошло божье благословение, видимо, не способное пробраться сквозь тот смог, которым было объято готэмское небо. Возможно, причина была в введении проклятой мануфактуры столетия назад, что своими токсичными исторжениями уже заключила горожан в неутешительную тенденцию – яркие столбцы рака и бесплодия на мертвом теле статистики с каждым годом неуклонно подползают вверх, грозя унести с собой добрую половину Готэма, оставив лишь отъявленных головорезов и психов, которых даже чума не способна была ухватить за аморальную задницу. А возможно, все было до нетривиального просто и по-библейски – город чертовски погряз в грехе, настолько, что даже отвратил от себя святые лица, унылое и удручающее порицание на которых можно было встретить лишь зайдя в собор святой Мартиники на Third Avenue, если хорошенько вглядеться под слой пыли, которыми были покрыты изрядно потрескавшиеся изваяния.
   Но острый слух на каком-то ментальном уровне улавливал это беспрестанное бумажное шуршание. Именно с него начался день Фиш Муни, стиснувшей когтистыми пальцами мужской подбородок, так, что полные чуть потрескавшиеся губы собрались в маленькое бабуинье седалище на покрытом испариной лице. Пролегшее на нем отчаяние свидетельствовало о том, что португалец действительно опустил свое неосмотрительное жало в Cheval Blanc вместо той сивухи, что предназначалась ему по положению в семье. Фиш так и слышала любовное шелестение денег, которые вместо того, чтобы попасть к ней, осели в кармане никчемного Васко, готового обмочиться прямо здесь и сейчас, оставив под собой зловонную лужу раболепного страха. А ведь доллары и правда имели свое звучание, больше походившее на то, как скрепит накрахмаленная пеленка, в которую заворачивают младенцев для похода на воскресную мессу, нежели обычный бумажный шорох. А Муни любила деньги, как любила бы собственных детей где-нибудь в параллельной вселенной.
   - Твоя работа заключается лишь в том, - холеные пальцы поудобнее ухватились за лоснящиеся щеки мужчины, - чтобы следовать от одного заведения в другое и собирать в свою дамскую сумочку деньги, которые должны не Альваресу, что привел тебя в семью, - Фиш, не отрывая испепеляющего взгляда от искаженного лица, кивнула куда-то вправо, где маячил цветной рубашкой один из ее подручных. – и даже не мне, а дону Фальконе, настолько глубоко уважаемого всеми нами, - свободная рука обвела символический полукруг, - что, могу поспорить, узнав о твоих делишках, парни Альвареса выстроились в очередь, чтобы пустить пулю эту жадную пасть. – Пальцы брезгливо отбросили подбородок и тут же сложились в жест беспрекословного молчания, одним движением указательного из стороны в сторону прервав град оправданий, готовый сорваться с обмякших губ проворовавшегося Васко. Фиш завела руку за спину, в которую тут же вложили небезызвестную биту, знакомство с которой имел практически каждый мужчина в окружении Муни, не говоря уже о тех, кому удавалось ее разочаровать.
   - Нет, мисс Муни, пожалуйста! Только не бита, - очевидно, Васко знал, о чем просил, если кто-нибудь вдруг решил бы судить по его расширившимся от ужаса зрачкам.
   - В самом деле? – Решительная злоба, которая читалась на лице Фиш, неожиданно сменилась на задумчивое выражение. Возведя глаза к потолку, будто там вот-вот можно было обнаружить более-менее захудалый ответ на собственный вопрос, Муни даже уперла свободную руку в обнаженный вырезом платья бок, всем своим отрешенным видом вселяя надежду на меньшее искупление. – Ладно, что уж там, - благосклонная улыбка растянула резкую линию губ, и Фиш небрежно махнула битой в сторону провинившегося: - Бутч, пристрели его.
   Отчаянный вопль и блеяния о пощаде Фиш встретила уже стоя спиной к источнику своей головной боли, подкатывавшей к вискам последние две минуты казалось бы бессмысленного разбора полетов. С этим никчемным уродцем вполне мог разобраться сам Альварес, любивший загонять иглы под ногти тем, кто прилаживал руку к его немалой прибыли. Но люди порой нуждаются в показательной порке, в которой вид крови и выбитых зубов являлся самым доступным руководством по выживанию в среде, где приходится не столько подчинять, сколько подчиняться самому. Фиш замахнулась прежде, чем Бутч взвел курок, и остервенело нанесла один удар за другим. Тело сразу рухнуло под ее ноги, а карминовые капли, брызнувшие из разбитого рта, все-таки подпортили безупречный вид туфель из новозеландского питона. Бита опускалась и поднималась до тех пор, пока из хриплой глотки перестали вырываться даже стоны, видимо, еще в зародыше тонувшие под толщей крови, что исторгали из себя покалеченные внутренности. Только после этого Муни яростно отбросила биту и распрямилась, привычным движением поправляя волосы и даже не глядя на распластанное перед собой тело.
   - Уберите его и дайте мне салфетку в конце то концов, - раздраженно бросила владелица клуба, стенам которого приходилось скрывать за собой и не такие расправы. Фиш нисколько не заботили формальности в роде того, останется ли Васко после встречи с ее деревянной малышкой инвалидом и успеют ли очистить паркет до приходила первых посетителей. Муни уже всецело и полностью была поглощена зовом своего желудка, который, в отличие от желудков льготников и сирот, страдал от чувства голода лишь в ожидании изысканных блюд Беппе, заведовавшего всей кухней заведения Фиш Муни уже не первый год. Она с деланным вздохом опустилась за свой излюбленный столик, лишь коротко взглянув на то, как Бутч отдает распоряжения, но этого было достаточно, чтобы пронзительный взгляд зацепился за нерешительную и неуместную фигуру подле спины Гилзина.
   - Освальд, если ты не собираешься отпевать беднягу, то не стой у него над душой, - пальцы сухо и требовательно щелкнули, подзывая тщедушную фигуру к себе.