Грейс — кажется, именно так звали бывшую подружку Харви Дента — резко вскрикивает, когда мои ногти впиваются в её запястье. Я не придаю этому особого значения, продолжая сверлить взглядом Канарейку, испортившую мне всё веселье и радость от лёгкой победы. Каждый мой мускул напряжён настолько, что со стороны я выгляжу, как натянутая струна. В голове мелькает мимолётная мысль о том, что драться в узком платье неудобно, и если Канарейка сорвёт с него хотя бы одну голубую ниточку, ей придётся расплачиваться за это вечность.
Вот и всё, маски сорваны, нет больше никакой Валери Лоран.
По правде сказать, здесь нет уже и Харли Куинн, потому что Харли — неуравновешенное ходячее недоразумие со своими тараканами в голове, но уж никак не бешеное и озлобленное чудовище, которое стоит посреди тёмного коридора, подсвечиваемого дорожкой из пафосных люстр, и готовое одним лишь взглядом убить потенциального оппонента. Если бы мэр видел меня сейчас, он вряд ли пустил бы меня за порог своей выставки, но... Прелесть Харли Куинн заключалась в том, что она блестяще умела подстраиваться под окружающую действительность.
— Но мы с Грейс — старые подружки. Не так ли, Грейс? — я смотрю на трясущуюся жертву полубезумным взглядом, от которого та ещё упрямее пытается вырваться из моих цепких рук. Елейный тон моего голоса не помогает разрядить обстановку, но актрису во мне не убить уже ничем. Я знаю эту Грейс от силы несколько минут, и на её здоровье и душевное состояние мне, откровенно говоря, плевать, потому что в самом скором времени та может и вовсе расстаться с жизнью, если мистеру Джею так будет угодно, однако сейчас она нужна ему живой. Надеюсь, он не слишком отругает меня за то, что я оставила отчётливые кровавые пятна на её запястье?
Ситуация совсем выходит из-под контроля, когда эта треклятая Грейс теряет сознание. Я не успеваю подхватить её на руки, поэтому она безвольной тряпичной куклой валится на пол, чуть ударившись о стену. На крики и суету сбегаются остальные посетители выставки, и тогда уж я окончательно теряю человеческий облик. Грейс может и подождать — сейчас моя самая главная проблема стоит напротив, одаривая меня таким ядом, что любой другой давно бы уж захлебнулся им на моём месте. Только я не ранимая девочка, плачущая в подушку из-за каждого обидного слова, а человек, который и сам может заставить потенциального обидчика сильно пожалеть.
Сжимая кулаки, я шиплю, как дикая кошка. Внимательно смотрю на Канарейку, ожидая, что та сделает первый шаг, и она не заставляет себя ждать. Удар приходится мне в грудь, и я с грохотом прошибаю своим телом дверь, которая сносится с петель. Платье безнадёжно испорчено, теперь его можно только выбросить на помойку, и это придаёт моим действиям ярости. Молниеносным, резким движением я поднимаюсь на ноги, достаю из сумочки ручной пистолет и делаю пару выстрелов. Промахиваюсь, конечно, но заставляю Канарейку немного поплясать, тем самым выигрывая время, а заодно лишая её сил. Вечно она увёртываться не сможет, рано или поздно она выдохнется, и тогда я смогу спокойно уйти с места происшествия, прихватив с собой ценную посылку.
Мимолётно брошенный взгляд на Грейс даёт мне понять, что та выглядит совсем неважно; пускай я не была лучшей студенткой на курсе, да и базировалась исключительно на своей специальности, не затрагивая остальных тонкостей медицины, что-то подсказывало мне, что та пробудет в отключке ещё долго. Людей вокруг неё собралось немного: остальные окружили нас плотным кольцом, боясь подойти ближе и попасть под горячую руку. Кто-то в толпе кричал: «Это же Чёрная Канарейка и Харли Куинн!». В нас тыкали пальцами, ахали и охали, но никто из них не рвался звонить в полицию. Каждый в этом городе отчётливо осознавал, что когда дело касается людей в странных костюмах, лучше не вмешиваться.
— Хорошая попытка, пташка. Но ты испортила моё любимое платье, так что теперь ты поплатишься. — враньё. Платье было куплено мной незадолго до начала мероприятия, и я ещё совершенно не успела его полюбить, однако деньги за него были отданы всё же немалые, а я умела ценить то, что имею. Таким образом, судьба у Канарейки складывалась весьма печально. Я не сомневалась в том, что ей под силу справиться с мелкими воришками, наркоманами и потенциальными убийцами, но идти против чрезвычайно опасной преступницы, не раз обходившей все системы защиты Аркхэма... Она очень крупно рисковала.
Мне не хотелось её убивать. Она не была моей сегодняшней целью, к тому же, мне нравился её наряд. Если бы не её ярко выраженное стремление помогать невинным вкупе с врождённым чувством справедливости, свойственным всем героям её ранга, мы бы, может, и подружились. Я могла бы заманить её на тёмную сторону, будь в ней хоть капля этой самой тьмы, но... Упрямая птичка была для меня абсолютно безнадёжна. А зачем же биться над тем, что заведомо не принесёт тебе плодов?
— Последняя попытка, птичка. Я забираю свою любимую подругу, мы уходим отсюда, и никто не пострадает. Ты ведь не хочешь, чтобы все эти люди оказались сегодня в аду, верно? — в моих глазах мелькнул хищный блеск, когда я жестом указала на собравшуюся вокруг нас толпу зевак. Может, идти против Канарейки действительно было бесполезно, а вот напугать её тем, что я легко и просто могла начать одного за другим истреблять мирных — средство куда более эффективное. В конце концов, сейчас всё было в её руках.